Несколько дней назад мне пришёл нетривиальный запрос, связанный с тонкостями законодательства и журналистики. Просто не могу не поделиться.
С точки зрения лингвистической экспертизы дело совершенно очевидное: в опубликованном в СМИ тексте есть негативная информация о клиентке, выраженная в форме утверждений о фактах. Соответственно, клиентка, уверенная в том, что сведения ложны и порочат её, вполне могла бы обратиться в суд и иском о защите своих чести и достоинства.
Однако смутило в этом деле вот что.
С опубликованной статьёй с юридической (не с лингвистической) точки зрения всё оказалось неоднозначно. Дело в том, что бо́льшая часть журналистского материала, а именно текст от имени гражданина Х, была дословным изложением заявления последнего в правоохранительные органы. То есть журналист построил свою статью на обширной цитате, в которой содержался полный и дословный текст заявления гражданина Х в прокуратуру. Именно в этой цитате потенциальная заказчица лингвистической экспертизы и усмотрела порочащие сведения.
Более того, в конце самой статьи уже от лица редакции имелась приписка: мол, просим считать весь этот текст (то есть не только цитату из обращения Х в прокуратуру) открытым заявлением в правоохранительные органы.
Да, я не юрист, но официальные документы Верховного Суда и других инстанций, связанные с трактовкой и применением отдельных законодательных статей, я читаю и применяю в работе. В этом кейсе я увидела следующие загвоздки.
Во-первых, по закону «О СМИ» ответственность за содержание дословной цитаты несёт всё же её автор (см. пункт 56 «Возложение ответственности»). Хотя и СМИ тоже.
Во-вторых, в известном «Обзоре практики рассмотрения судами дел по спорам о защите чести, достоинства и деловой репутации» Верховного Суда РФ, вышедшем в 2016 году, специально отмечается, что лица не могут преследоваться по делам о клевете или защите чести и достоинства за информацию, изложенную в официальных заявлениях в правоохранительные органы.
Привожу цитату из пункта 9:
«Требования истца о защите чести и достоинства не подлежат удовлетворению, если им оспариваются сведения, изложенные в официальном обращении ответчика в государственный орган или к должностному лицу, а само обращение не содержит оскорбительных выражений и обусловлено намерением ответчика реализовать свое конституционное право на обращение в государственные органы и органы местного самоуправления».
Подавать заявления в своих интересах и инициировать проверки — это право любого гражданина. Так что сведения, изложенные в официальных заявлениях или жалобах, не считаются клеветническими или умаляющими честь, достоинство или деловую репутацию. Привлечь автора жалобы/обращения можно только за оскорбление — или за доказанный умысел писать жалобу только ради того, чтобы дискредитировать оппонента, а не чтобы защитить свои нарушенные права.
Но в том случае, который я описала выше, никакого оскорбления (то есть негативных высказываний о заказчице в неприличной форме) в тексте обращения и в журналистском материале в целом не было. А доказывать умысел на дискредитацию – это вообще не задача лингвиста.
Я вижу в этом деле некую правовую лакуну. Остаётся неясным, кто несёт ответственность (и несёт ли вообще) за распространение сведений, содержащихся в дословной цитате из обращения в уполномоченный орган. Имеет ли юридический смысл проводить лингвистическую экспертизу таких статей-цитат?
Я посоветовала клиентке всё же с экспертизой не спешить. Вполне возможно, что грамотный адвокат сможет разбить все доводы эксперта о такой экстралингвистический фактор, как цитация.
Если у Вас есть свои представления по этому вопросу или опыт в решении подобных дел, пожалуйста, пишите своё мнение в комментариях. Отлично, если мы сообща закроем лакуну и не допустим ни формализма, ни безответственности в деликатной сфере защиты нематериальных благ.
Анастасия АКИНИНА,
автор блога «ЛингЭксперт», негосударственный эксперт-лингвист, член ГЛЭДИС, член СЖР.